Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)
Глаза Майро посмотрели за рукой. Новинха схватила и сжала руку Майро.
– Ты чувствуешь, как я сжимаю твою руку?
Майро снова простонал.
– Закрывай рот для «нет», – сказал Квим, – и открывай, когда хочешь сказать «да».
Майро закрыл рот и промычал:
– «Мм…»
Новинха была безутешна; несмотря на все утешения, это было самым страшным, что могло случиться с ее ребенком. Когда Лауро потерял глаза и стал Олхейдо – она ненавидела это прозвище, а сейчас сама использовала его – она думала, что ничего страшного уже не могло произойти. Но Майро, парализованный, беспомощный, не чувствующий даже ее прикосновения, лучше бы ему не родится. Она испытала часть горя, когда умер Пайпо, и другую, когда умер Лайбо, на нее навалилось раскаяние после смерти Макрама. Она даже вспомнила свое опустошение на похоронах ее любимых родителей. Но не было хуже боли, чем видеть страдания своего ребенка и быть не в силах помочь ему.
Она поднялась, намереваясь уйти. Ради его спокойствия она должна плакать в другой комнате, чтобы никто не видел.
– Мм… Мм… Мм…
– Он не хочет, чтобы ты уходила, – сказал Квим.
– Я останусь, если ты хочешь, – сказала Новинха. – Но тебе нужно поспать. Найвио сказал, что тебе нужно больше спать…
– Мм… Мм… Мм…
– Он не хочет спать, – вновь перевел Квим.
Новинха подавила свою реакцию оборвать Квима и напомнить, что она сама в состоянии понять ответы сына. Но сейчас не время ссор. Кроме того, именно Квим придумал систему, позволяющую Майро общаться с остальными.
Поэтому у него было право на гордость, а также право быть голосом Майро.
Это был его способ утверждения в семье. Он не старался отомстить за то, что услышал на прассе сегодня. Такова была его манера прощать, поэтому она попридержала язык.
– Может быть, он хочет о чем-нибудь попросить нас? – предложил Олхейдо.
– Мм…
– Или спросить о чем-то? – сказал Квим.
– Мм… аа…
– Плохо, – произнес Квим, – если он не в состоянии двигать руками, значит, он не может и писать.
– Да, проблема, – сказал Олхейдо. – Сканирование. Он может сканировать. Если мы перенесем его к терминалу, я могу организовать перебор букв, он сможет сказать «да», когда увидит нужную букву.
– Это было бы здорово, – сказал Квим.
– Ты хочешь попробовать, Майро? – спросила Новинха.
Он хотел.
Они втроем перенесли его в гостиную и положили на кровать. Олхейдо повернул к нему терминал. Он вывел на терминале буквы алфавита так, чтобы Майро мог видеть их. Он написал программу, которая по очереди освещала более ярким светом каждую букву. Он несколько повозился со скоростью перехода от буквы к букве, выбирая достаточно медленный ритм, чтобы Майро успел ответить перед тем, как свет перепрыгнет на другую букву.
Повернувшись, Майро сделал первую попытку.
– С-В-И…
– Свиноподобные, – догадался Олхейдо.
– Да, – сказала Новинха. – Почему ты полез через изгородь вместе со свиноподобными?
– Ммммм…
– Он хочет о чем-то спросить, мама, – произнес Квим. – Он совсем не хочет ни о чем рассказывать.
– Ты хочешь узнать о тех свиноподобных, которые были с тобой? – спросила Новинха. Он хотел. – Они вернулись в лес. Вместе с Аундой, Элой и Говорящим. – Коротко она рассказала ему о совещании у епископа, о том, что они узнали о свиноподобных и о том, что они решили. – Когда мы решили отключить изгородь, Майро, это было решением восстать против Конгресса. Ты понимаешь меня? Пришел конец всем ограничениям Комитета. Изгородь теперь не больше, чем колючая проволока. Калитка теперь всегда открыта.
Слезы навернулись на глаза Майро.
– Подождите, пока не высохнут его глаза, – сказал Квим, – затем продолжим.
– Г-О-В-О-Р…
– Говорящий от имени Мертвых, – догадался Олхейдо.
– Что ты хочешь сказать Говорящему от имени Мертвых? – спросил Квим.
– Постарайся уснуть сейчас, расскажешь после, – предложила Новинха. Его не будет еще несколько часов. Он стремится выработать соглашение, регламентирующее отношения между нами и свиноподобными. Он хочет добиться прекращения этих нелепых убийств, как Пайпо и Л… – твоего отца.
Но Майро наотрез отказался от сна. Он продолжал составлять свое послание, которое он хотел передать Говорящему. Он настаивал, чтобы они шли и передали сообщение прямо сейчас, пока еще не кончились переговоры.
Новинха оставила дона и донну Кристианов присмотреть за домом и малышами. Выходя из дома, она остановилась около старшего сына. Его старания утомили его; глаза были закрыты, а дыхание ровным. Она взяла его за руку и слегка пожала. Она знала, что он не чувствует ее прикосновений, она сделала это для себя, а не для него.
Он открыл глаза. А затем она почувствовала слабое шевеление его пальцев внутри своей ладони.
– Я почувствовала, – прошептала она ему. – Все будет хорошо.
Он закрыл глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Она тоже плакала.
Не видя ничего перед собой, она направилась к выходу.
– Мне что-то попало в глаз, – сказала она Олхейдо. – Поддержи меня, пожалуйста, несколько минут, пока пройдут слезы.
Квим был уже около изгороди.
– До калитки слишком далеко! – прокричал он. – Ты сможешь перелезть через нее, мама?
Она с трудом, но одолела изгородь.
– Не волнуйся, я думаю, скоро Боскуинха позволит нам сделать здесь еще одну калитку.
***Было уже довольно поздно, далеко за полночь, и обе, Аунда и Эла, почти заснули. Эндер бодрствовал. Он был на пределе сил, проведя часы в переговорах с Шаутер; это эхом отзывалось в его организме. И если бы он сейчас вдруг очутился дома, в своей постели, прошли бы долгие часы, прежде чем ему удалось одолеть сон.
Теперь он знал очень много о том, чего хотели и в чем нуждались свиноподобные. Их лес был их домом, нацией. Это была их собственность, в которой они всегда нуждались. С другой стороны, поля амаранта убедили их, что прерия – это тоже полезная земля, которая необходима им. Хотя они имели весьма смутное представление о размерах и измерении земельного пространства. Сколько гектаров им понадобится для обработки? Сколько земли могут использовать люди? Так как свиноподобные с трудом оценивали свои потребности, Эндеру было трудно о чем-то договориться с ними.
Еще труднее давалась разработка концепции законов и управления. Жены устанавливали законы и творили суд: для свиноподобных это было простой нормой. Наконец, Эндеру удалось объяснить им, что люди по-другому разрабатывают свои законы. Эндеру пришлось познакомить их с отличием полов и способом половых отношений. Он был очень удивлен, заметив, как ужаснулась Шаутер, узнав, что взрослые люди спариваются и вступают в половые отношения друг с другом. А также о равенстве прав женщины и мужчины в принятии и изменении законов. Сама мысль о семье и родстве отдельно от рода была для них как болезнь, «слепота брата». Для Хьюмана было в порядке вещей гордость за своего отца, имеющего столько много потомков. Но жены видели все в ином свете. Они избирали отцов по их вкладу в дело процветания рода. Род и индивид были лишь сущностями, почитающими жен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});